shurikl

Владимир Британишский.

На острове Буяне
отходит царь Салтан...
А поезд - до Любани.
В Любани поезд стал.

А я схвачусь за поручни
товарного вагона...
(А он лежит непорченый,
другой уж сгнил давно бы!)

А я до Малой Вишеры
чуть не пешком дойду...
А он - как мамонт вымерший
в сибирском вечном льду.

А он лежит целёхонек -
не тлеют плоть и кость,-
в слезах людских солёных
просоленный насквозь.

Лежит теперь доступный
для всех любых и каждых...
И нас пускай допустят!
И нам пускай покажут!

Должны мы убедиться!
Мы это право выстрадали!..
А нас наряд милиции
встречает выстрелами.

А нам начальник станции
(а сам - в фуражке красной)
кричит:
«Скучать напрасно!
Гуляй ребята, празднуй!
А я вас утром
пошлю обратно,
пошлю обратно
и всех бесплатно!..»

Начальник станции:
«Студенты, пейте!» -
даёт нам санкцию
пропить стипендию.

Мы честно постарались
добраться до Москвы.
Шесть по полтораста!
Сжигай мосты.

Устали за ночь -
поспим, ребята!
Начальство знает
пути обратно!..

На острове Буяне
не спят, не спят:
там собрались бояре
искать пути назад.

Но есть ли где на свете
обратный путь?

На станции в буфете
студенты пьют.
Натоплено в буфете -
студенты спят...

Зима на белом свете
идёт на спад.

Июль 1961

          Так кто же победил:
                              Мартынов
           Иль Лермонтов в дуэли той?
                     Б.Ахмадулина

О, мы умелые дантисты!
Нерв обнажён?
             Положим яд
Но ведь всегда
              свои Дантесы
на службе века состоят.
Одни, стреляя, убивают,
тюремным щёлкают замком...
Другие 
      руки умывают,
но убивают языком.
Приходит срок -
               скребут мотыги
и холм венчается крестом...
А вдруг и вправду -
                   не Мартынов,
а кто-то третий, из кустов?
Я так хочу.
           Я в это верю.
И понимаю, отчего:
удобней и стране и веку
свалить вину
            на одного.
Сыграть умело в «третий лишний»,
потом сказать: 
              «Не повезло!» -
И воплотить привычно в личность
                               эпохой копленное зло.
А после прах упрятать в урну
и объявить,
           кто виноват,
и ликовать:
            «Он умер, умер,
со злом покончено,
                  виват!» -
Но шар земной коварно тесен
И может, где-то рядом, 
                      здесь,
плюясь при имени Дантеса,
иной шатается Дантес.

А может, вовсе дело плохо:
утончив стиль за столько лет,
и мне
     лукавая эпоха
в кулак засунет пистолет?
И, обрекая на проклятье,
спалив мосты и корабли,
шепнёт доверчиво:
                 «Стреляйте.
Вон Пушкин.
           Враг народа.
                       Пли!»

Майя Борисова.
1960

Но как же так - по всем приметам
Другой там победил, другой,
Не тот, что на траве примятой
Лежал курчавой головой.
Чем я утешу поражённых
Ничтожным превосходством зла,
Осмеянных и отчуждённых
Поэтов, погибавших зря?
Что расскажу я им о битвах
Ума с безумством роковым,
О малых и больших обидах,
О женщинах, неверных им?
Я так скажу - на самом деле
Давным-давно, который год
Забыли мы и проглядели.
А всё идёт наоборот.

Белла Ахмадулина.

    "Билли был отброшен назад, в детство. Ему было двенадцать лет, и он стоял, трясясь от страха, рядом с отцом и матерью на самом краю Большого каньона — на выступе Брайт-Эйнджел. Маленькое человеческое семейство глядело вниз, на дно каньона в милю глубиной.
    — М-да-аа, — сказал отец Билли и мужественно метнул в пропасть камешек носком ботинка. — Вот оно как…
    Они приехали на это знаменитое место в своей машине. По дороге у них было семь проколов.
    — Да, стоило ехать! — восхищенно сказала мать Билли. — И еще как стоило, боже мой!
    Билли с ненавистью смотрел на каньон. Он был уверен, что сейчас упадет туда. Мать слегка задела его, и он намочил штаны.

    Другие туристы тоже смотрели вниз, в пропасть, а лесник стоял тут же, отвечая на вопросы. Француз, приехавший специально из Франции, спросил, много ли людей кончают тут с собой, прыгая вниз.
    — Да, сэр, — ответил лесник, — человека три в год.
    Такие дела."

        Курт Воннегут. Бойня номер пять, или Крестовый поход детей.
( Read more... )

На злобу дня, так сказать.

"В городе появились афиши цвета жидкого помидорного сока. Они сообщали, что на днях на Пушкинской улице в каком-то пустующем зале состоится феерический вечер всех одесских поэтов.
Наискось через всю афишу большими буквами была оттиснута черная надпись: "!В конце вечера будут бить поэта Георгия Шенгели!"
Внизу в скобках кто-то чернилами приписал: "Если он осмелится прийти".
Билеты на этот вечер стоили дорого.Их распродали в течение трех часов."

Константин Паустовский. Время больших ожиданий.